Обратно в Кенигсберг/ Zurück nach Königsberg

Мы, историки, – очень умные люди. Каждый из нас не только знает историю и рассказывает именно то, как было на самом деле, но и думает о том, что будет. Характер наших прогнозов обусловлен настоящим. Удручающие топонимические виды доводят иногда до отчаянного пессимизма. И тем приятнее со временем обнаруживать его необоснованность! Несмотря на сомнения, высказанные в итоге предыдущего экскурса, история Штайндамма не исчезает бесследно, а открывается нам внезапно.

В результате исследований, проведенных летом 2006 года Самбийской экспедицией Института археологии РАН при рытье котлована под строительство бизнес-центра на площади у кинотеатра "Россия", были выявлены объекты, содержащие культурный археологический слой в районе Штайндаммских ворот в XVII-XIX веках¹. Среди них – фрагмент Первых вальных укреплений Кенигсберга, состоящий из бастиона, моста и Штайндаммских ворот, часть Нойроссгартенского кладбища конца XVIII - начала XIX века и Госпитальное захоронение солдат Великой армии Наполеона (декабрь 1812 - январь 1813 года). Каждый из этих объектов по-своему примечателен в историческом плане.

Первые вальные укрепления, построенные в 1626 - 1634 годы из-за угрозы захвата Кенигсберга шведским королем Густавом Адольфом, имели протяжённость 15 километров и состояли из 26 полных бастионов, 8 полубастионов и 8 ворот. Строительство столь мощных оборонительных сооружений потребовало значительных финансовых затрат со стороны всех слоев городского населения, не исключая курфюрста. Однако, участия в боевых действиях Штайндаммский бастион не принял ни в XVII веке, когда, используя напряженную обстановку польско-шведско-русского противостояния, великий курфюрст Фридрих Вильгельм добился признания абсолютного суверенитета Бранденбурга-Пруссии, ни в XVIII веке, когда в Семилетнюю войну из-за ветхости укреплений и малочисленности ополчения русская армия заняла Кенигсберг, не встретив сопротивления, ни в период наполеоновских войн. А в 1814 году Кёнигсберг был объявлен открытым городом, охрана ворот Первых вальных укреплений прекратилась и на северной части валов были высажены деревья. В 1843 году вокруг Кёнигсберга началось возведение Вторых вальных укреплений, после постройки которых старые сооружения были частично разобраны и засыпаны.

И вот, когда в 2006 году началась уплотнительная застройка Штайндамма, в юго-восточной части котлована будущего бизнес-центра и был выявлен бастион Первых вальных укреплений, располагавшийся южнее Штайндаммских ворот, обнаружен двадцатиметровый профиль вала с кольями и изгородью, выявлен мост и сами Штайндаммские ворота. Установлено, что с юга к левой стороне моста примыкало берегозащитное укрепление – больверк, изготовленное из деревянного бруса и валунов. Так тайное и невидимое начало становиться явным и осязаемым, а с открытием существовавших здесь захоронений образы старого Кенигсберга стали проявляться еще яснее. Ведь для историка кладбища – завсегда объекты с повышенной информативно-эмоциональной привлекательностью. Проведенная археологами в 2006 году работа в районе Штайндаммских ворот заново вводит в научный оборот два из них.

На выявленной части Нойроссгартенского кладбища, также известного как Кенигсбергское кладбище для бедных, было захоронено свыше 200 человек. Кладбище другого рода – массовое Госпитальное захоронение французских солдат и офицеров – связано с историей отступавших в 1812 году из России остатков Великой армии Наполеона: покидая Кенигсберг 4 января 1813 года, корпус маршала Макдональда оставил на попечение горожан в госпитале у Штайндаммских ворот около 10 тысяч раненых и больных; более 1500 из них, умерших впоследствии от ран и простуды, и было захоронено здесь.

Такова краткая история одного участка Штайндамма, чудом не задавленная навечно новым центром деловой активности Калининграда. Теперь же, обнаруженные в ходе археологических работ деревянные конструкции моста разобраны и складированы в расчете на их возможное возрождение в составе сооружаемого здесь здания "Европа-центр", находки в виде монет, бытовой утвари, элементов одежды и воинской формы украшают экспозиции калининградских музеев, а прах французских солдат отдан Франции.

Но, если в отношении обнаруженных археологами артефактов, таким образом, восстановлена справедливость и им подарена вторая, музейная жизнь, то участь самого топонима Штайндамм печальнее. В то время, как даже его простой русский перевод – Каменная плотина, напоминающий нам о былой полноводности Прегеля, подобно тому как Курфюрстендамм напоминает берлинцам о былой полноводности Шпрее, мог бы стать заметным топонимическим украшением города, Штайндамм остается лишь куском северной части топонимически безликого Ленинского проспекта.

Перевод топонимов Кенигсберга на русский язык или параллельное упоминание немецких топонимов может обогатить и украсить городскую среду, создать интригу. Вот, например, два исторических эпизода Краснокаменной улицы – одного из уцелевших калининградских переводных топонимов далеко не центральной части города. Вряд ли на ней задерживается взгляд пассажиров курсирующих между Калининградом и аэропортом Храброво автобусов. Между тем, интрига рядом.

Вполне возможно, что своему сохранению в переводном виде этот кенигсбергский топоним обязан изначальной определенной пролетарской раскрашенности, которая и защитила его в 1946 году от превращения в очередную Динамомашинную или Железнодорожно-вокзальную. Ротенштайнер штрассе стала Краснокаменной улицей. Однако, знакомясь с историей кенигсбергской топонимики подробнее, можно заметить, что и Ротенштайнер штрассе и весь район Ротенштайн с одноименным вокзалом являются одними из старейших топонимов. Во всяком случае, их появление приходится на время задолго до возникновения социал-демократических устремлений и в России и в Пруссии. А само старонемецкое написание названия с буквой h в середине – rothenstein – может говорить о производности этого топонима от Конрада фон Ротенштайна (Konrad Zöllner von Rothenstein) – гроссмейстера Немецкого ордена в 1382-1390 годах, оставаясь тут единственным следом строгого времени средневекового рыцарского благочестия.

Следы благочестия другого рода оставил на этой улице в 1945 году после падения Кенигсберга немецкий еврей Михаэль Вик: «Наутро нас повели через Марауненхоф, мимо Верхних прудов, к бывшим казармам Ротенштайн, переоборудованным теперь в концентрационный лагерь. Здесь нас окружали вечные приметы недостойного людей бытия: высокий забор с вышками и колючая проволока… Невозможно было доказать, что я не воевал и не вхожу в Вервольф… Цена за принадлежность к немецкому народу сильно поднялась… Наблюдая за умирающими, я убеждался, что все они воспринимали смерть как избавление от страданий. Поэтому смерть для меня позитивная реальность – объятья, распахнутые каждому в конце его пути… На следующий день нас построили, вывели из этого кошмарного лагеря и повели в сторону Кенигсберга…»²

Но все проходит, история как летопись изменений позволяет не только помнить о нанесенных обидах, но и забывать их, как чувство коллективной вины, стыда. И в итоге, умение найти новые ответы на старые вопросы служит залогом движения вперед, самой возможности двигаться дальше. Территориальные приращения, полученные Советским Союзом по итогам Второй мировой войны, и унаследованные Россией, должны перестать рассматриваться как завоеванные, отнятые у врага, но для каждой из них должны быть созданы условия максимально благоприятствующие для использования их экономического и культурного потенциала. Геополитическая переориентация от мирового господства к глобальному лидерству³ требует максимальной исторической корректности.

В Калининградской области конкретным шагом в этом направлении может стать введение немецкого языка в качестве второго топонимического. Написание всех топонимов на русском и немецком языках сняло бы топонимическую проблему, способствовало бы повышению исторической образованности жителей региона и туристов, улучшило бы отношения с Германией и Европой.