ОДА В ТАТЬЯНИН ДЕНЬ


                                                            Т.Н.
 
 
 
Грядущий праздник сознавая как
событие, достойное отметки,
я принялся марать в тетради клетки,
что делать я невиданный мастак,
что делает всю жизнь мою заметной,
и смерть мою что преаратит в пустяк.
 
      С тех пор, во имя как Татьяны
      особый обозначен день,
      великомученицы сень
      ложится ровно, без изъяна
      на всех Татьян из деревень,
      из городов и из романов.
 
      И плащаницы этой ноша,
      и муки праведной жены
      в любой из них сопряжены,
      как на любую же падоша
      и солнца свет, и блеск луны,
      своею тяжестью похожи.
 
      Меж тем, не будучи Татьян,
      я дезертирство прикрываю
      тем, что сегодня сочиняю
      я оду в честь одной из дам,
      кто своим именем, я знаю,
      причастна обществу Татьян.
 
Что святость есть? И что есть красота?
Вот два вопроса, те, что возникают,
когда глаза одну из них встречают,
или сама встречается она
с глазами. Понимание бывает
неважно понимающего для.
 
Не понимающий ответа же алкает.
Она – ответ. И эта простота,
Ее общедоступность – просто та
ничтожность, что несчастного толкает
на поиски, в сражение, беря
его на понт, которого не знает.
 
Но строго след изящества хранит,
оставшись навсегда один, и воздух,
что пропустил ее через себя, и образ
изысканный, по трепету ланит
найдя его, сдать памяти, и возле
сознание, побыв, повременит,
 
и я не променяю за бесценок
симпатию, влечение (к чему
лукавство?) и величину
всех чувств, и всех условностей застенок
не сдержит пыл, как не сдержать чуму,
сбежавшую от медика, из плена.
 
Но благостно устройство по Татьяне,
по этой именно, о ком я говорю:
на каждый «дай» находится «даю»,
поэту каждому находится признанье,
прекрасности – по стану и челу,
ответ – вопросу (приз за испытанье),
 
что красота есть не игра с сосудом,
а только взгляд, два слова, пол-лица,
что святость – это ореол, пыльца
и ветреность, которые повсюду
ответят на желание истца
то милости, то чепухи, то чуда.
 
Благоухая, источая миро,
не оскудеет щедрая рука.
На ранах девы – капли молока.
Я славлю прототипа и кумира
в подобный день и дальше, на века,
ближайшей адресуя звуки лиры:
 
– Примите подношение из строк
и рифм в День Ангела (некрупная монета,
но все, что есть для Вас), и, вот (для света,
ведь, может быть, я перешел порог) ...
– Простите мне бесцеремонность эту,
но я как лев лежу у Ваших ног.